Неточные совпадения
Когда однажды корейское правительство донесло китайскому, что оно велело прибывшим к берегам Кореи каким-то европейским
судам, кажется английским,
удалиться, в подражание тому, как поступило с этими же
судами китайское правительство, богдыхан приказал объявить корейцам, что «ему дела до них нет и чтобы они распоряжались, как хотят».
Так японцам не
удалось и это крайнее средство, то есть объявление о смерти сиогуна, чтоб заставить адмирала изменить намерение: непременно дождаться ответа. Должно быть, в самом деле японскому глазу больно видеть чужие
суда у себя в гостях! А они, без сомнения, надеялись, что лишь только они сделают такое важное возражение, адмирал уйдет, они ответ пришлют года через два, конечно отрицательный, и так дело затянется на неопределенный и продолжительный срок.
Конечно, всякий представлял, как она упадет, как положит
судно на бок, пришибет сетки (то есть край корабля), как хлынут волны на палубу:
удастся ли обрубить скоро подветренные ванты, чтобы вдруг избавить
судно от напора тяжести на один бок.
Теперь же церковь, не имея никакого деятельного
суда, а имея лишь возможность одного нравственного осуждения, от деятельной кары преступника и сама
удаляется.
«Дело, дескать, такое простое, семейное и обыкновенное, отец посек дочку, и вот, к стыду наших дней, дошло до
суда!» Убежденные присяжные
удаляются и выносят оправдательный приговор.
Вот о кучерской жизни и мечтали «фалаторы», но редко кому
удавалось достигнуть этого счастья. Многие получали увечье — их правление дороги отсылало в деревню без всякой пенсии. Если доходило до
суда, то
суд решал: «По собственной неосторожности». Многие простужались и умирали в больницах.
«Зерцало» было как бы средоточием жизни всего этого промозглого здания, наполненного жалкими несчастливцами, вроде Крыжановского или Ляцковского. Когда нам в неприсутственные часы
удавалось проникать в святилище уездного
суда, то и мы с особой осторожностью проходили мимо зерцала. Оно казалось нам какой-то волшебной скинией. Слово, неосторожно сказанное «при зерцале», было уже не простое слово. Оно влекло за собой серьезные последствия.
Судно у него было небольшое, сидевшее в воде не глубже 9 фут., так что ему
удалось пройти несколько выше Лаперуза.
Все его оставили, и он не мог даже претендовать на такое забвение, а мог только удивленными глазами следить, как все спешит ликвидировать и бежать из своего места. Оставались только какие-то мрачные наемники, которым
удалось, при помощи ненавистных мужиков, занять по земству и мировым
судам места, с которыми сопряжено кое-какое жалованье.
Удастся ему достать ценные сведения — у него деньги, чины, положение, известность, нет — его расстреляют без
суда, без всяких формальностей, рано утром во рву какого-нибудь косого канонира.
Примечание 2-е. Равным образом воспрещаются: выколотие глаза, откушение носа, отсечение руки или ноги, отнятие головы и проч. За все таковые повреждения вознаграждение определяется по
суду, по произнесении обвинительных и защитительных речей, после чего присяжные заседатели
удаляются в совещательную комнату и выносят обвиняемому оправдательный приговор.
На палубе прозвонили в третий раз. Пароходный гудок засипел, точно он от простуды никак не мог сначала выдавить из себя настоящего звука. Наконец ему
удалось прокашляться, и он заревел таким низким, мощным голосом, что все внутренности громадного
судна задрожали в своей темной глубине.
— Ну-ка, брат, — говорил один щегольски одетый гусляр своему товарищу, дюжему молодому парню с добродушным, но глуповатым лицом, — ступай вперед, авось тебе
удастся продраться до цепи. Эх, народу, народу-то! Дайте пройти, православные, дайте и нам, владимирцам, на
суд божий посмотреть!
— Они претензию показывают, разве вы не знаете? Им, разумеется, не
удастся: кто поверит каторжным? Станут разыскивать зачинщиков, и если мы там будем, разумеется, на нас первых свалят обвинение в бунте. Вспомните, за что мы пришли сюда. Их просто высекут, а нас под
суд. Майор нас всех ненавидит и рад погубить. Он нами сам оправдается.
После душной ямы, после
судов, кандалов и палок бродят они по всей своей воле, где захотят, где попригляднее и повольготнее; пьют и едят где что
удастся, что бог пошлет, а по ночам мирно засыпают где-нибудь в лесу или в поле, без большой заботы, без тюремной тоски, как лесные птицы, прощаясь на ночь с одними звездами небесными, под божиим оком.
М-р Гомперс не теряет, однако, надежды, что
суду это
удастся и что директору полиции (которому он отказывает, впрочем, в должном уважении) уже и теперь известно кое-что по этому поводу».
— Много
удалось сделать, — заявил он. — Я был у следователя, и он обещал, что Биче будет выделена из дела как материал для газет, а также в смысле ее личного присутствия на
суде. Она пришлет свое показание письменно. Но я был еще кое-где и всюду оставлял деньги. Можно было подумать, что у меня карманы прорезаны. Биче, вы будете хоть еще раз покупать корабли?
— Итак, — сказал Гез, когда мы уселись, — я мог бы взять пассажира только с разрешения Брауна. Но, признаюсь, я против пассажира на грузовом
судне. С этим всегда выходят какие-нибудь неприятности или хлопоты. Кроме того, моя команда получила вчера расчет, и я не знаю, скоро ли соберу новый комплект. Возможно, что «Бегущая» простоит месяц, прежде чем
удастся наладить рейс. Советую вам обратиться к другому капитану.
— Именно все скрипим!.. — подтвердил граф Хвостиков, не могший удержаться, чтобы не заговорить с Траховым; а потом, говоря правду, он и скрипел более, чем кто-либо, — денежные обстоятельства его были даже более обыкновенного плохи: издание газеты с Долговым окончательно не
удалось; та газета, где он фельетонствовал, отказала ему за то, что он очень сильно налгал в одном из фельетонов, и его даже тянули в
суд за оскорбление.
Прохор. Закричишь! Суд-то не
удалось отвести.
Одни говорили, что виноват Колесников, уже давно начавший склоняться к большим крайностям, и партия сама предложила ему выйти; другие обвиняли партию в бездеятельности и дрязгах, о Колесникове же говорили как о человеке огромной энергии, имеющем боевое прошлое и действительно приговоренном к смертной казни за убийство Н-ского губернатора: Колесникову
удалось бежать из самого здания
суда, и в свое время это отчаянно-смелое бегство вызвало разговоры по всей России.
— Ты откуда? Из какой деревни? За кем шпионил? Что
удалось разведать? Ты, что ли, разгуливал здесь с фонарем? Отвечай же, если не хочешь быть повешенным тотчас же на первом суку без
суда и расправы.
— Так-то, пожалуй, и так… Я понимаю, что для вас такое решение очень важно и готов построить защиту на этой почве, но должен предупредить вас, что она очень зыбка, и если защита не
удастся, что очень возможно,
суд вас не пощадит и присудит к высшей мере наказания… Примите в расчет и это.
Только при помощи «дедушки» Милашевича
удалось отыскать охотника до легкой, даже сопряженной с риском, наживы, в лице нотариуса петербурского окружного
суда Петра Павловича Базисова, который дисконтировал векселя с бланком Гиршфельда с выдачею половинной валюты.
В публике раздались аплодисменты, Подсудимая набожно перекрестилась на образ. Председатель позвонил, и
суд, выслушав заключение прокурора,
удалился для постановления приговора. Через полчаса был он объявлен: княжна Маргарита Дмитриевна Шестова, по лишению всех прав состояния, была присуждена к каторжным работам на двенадцать лет. Подсудимую увезли обратно в тюрьму. Публика разошлась.
Яскулка не хотел принять меня и, чтобы я как-нибудь не переступил через порог его дома, выехал из своего фольварка к одной родственнице. Пренебрегая несправедливым гневом безумца, я стал хлопотать, чтобы не притягивали его к уголовному
суду. Мне это
удалось, так как составление фальшивой грамоты было прямым делом его адвоката, уже пострадавшего за свое преступление.
—
Удайся нам убедить
суд, — начал снова Николай Герасимович, — что я действительно проживал во Франции, а не в Бельгии под чужим именем, добейся я таким образом оправдательного приговора по обвинению в ношении чужого имени, тогда если я и буду обвинен по делу об оскорблении полиции, то под именем маркиза де Траверсе, а не Савина, и этот приговор
суда будет мне служить самым лучшим доводом против требуемой Россией моей выдачи: требуют не маркиза де Траверсе, а Савина, с которым я в силу уже приговора бельгийского
суда, ничего общего иметь не буду…